СОДЕРЖАНИЕ ЧАСТИ 1

 

АЗОР И РОЗА

ВОСТОК - ДЕЛО ТОНКОЕ

КРУГОВОРОТ

ВСЕ СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА

КОНЦЕРТ ДЛЯ ДОСКИ С ОРКЕСТРОМ

ФЭН ШУЙ

АКСАКАЛ

ОСТРОВ СНОВИДЕНИЯ

МОРОК

ЗНАЮ, ЧТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ

КУКОЛЬНЫЙ ЦИРК

ГРУСТЬ С НАДЕЖДОЙ ПОПОЛАМ

ФАЙФ-О-КЛОК

ПЬЕРО И ПЬЕРЕТТА

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ, ИЛИ ЧТО ТАКОЕ НЕ ВЕЗЁТ

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ, ИЛИ ЧТО ТАКОЕ ВЕЗЁТ

ПАНАМА

ГОРДЕЕВ УЗЕЛ

ПОСЛЕДНЯЯ ШУТКА ВЕСЁЛОГО РОДЖЕРА 

КНИЖНЫЙ ЧЕРВЬ

 

АЗОР И РОЗА

 

 

А РОЗА УПАЛА НА ЛАПУ АЗОРА,

Придумана фраза любителем вздора,

Хоть слева читай, хоть читай ее справа,

Она только мысли туманной оправа.

Но там где туман, облака, испаренья,

Там живо включается воображенье:

Образ подскажет, сюжет разовьет,

Что-то припомнит, а что-то приврет.

                      ***

Азор - это пес, почему – сам не знаю,

Но очень отчетливо я представляю

Барбоса с поджатым хвостом и глазами

Всегда виноватыми, видели сами

Бездомных и брошенных псов вы не раз.

Его, бедолагу, я и взял в свой рассказ.

 

Ему не везёт, обругать всякий может,

Живот подвело, но никто не поможет,

Никто не накормит, никто не пригреет,

А кто-то и палкой внезапно огреет.

На лапу наступит иль хвост прищемит,

Да так, что потом всю неделю болит.

Предметы различные сверху роняют,

По три раза в день с ним никто не гуляет.

Никто не играет, не просит «Дай лапу»,

Ведь только своим псам все мамы да папы.

Чужую собаку не любят, боятся

Глисты подхватить или блох нахвататься.

Павлов рефлексы на нём изучал,

А он для науки страдал, но молчал.

 

Послушай, Азор, незадачливый пес,

Ты в жизни немало всего перенес,

Вывернув имя твое наизнанку,

Я «розой» займусь, а тебе дам баранку.

Для «розы» фантазия в меру таланта

На выбор подносит мне три варианта.

                      ***     

Я Розу сначала представлю торговкой,

Она на Привозе торгует морковкой,

А также капустой, картошкой, петрушкой,

Укропом, салатом и сельдерюшкой.

Остра на язык, с неба звезд не хватает,

Но в части обвеса свое дело знает.

Подружки под стать ей, Маруся и Рая,

Водитель такси и кондуктор трамвая,

Связались с блатными девчонки бедовые,

Все нипочем им, гуляют фартовые.

Розочкин хахель - известная личность,

Особо меж тех, кто имеет наличность,

Шмаровоз его кличка, а имя – Василий.

Он делает деньги без всяких усилий,

И тратит их тоже легко и беспечно,

Зная, что жизнь наша не бесконечна.

 

И вот как обычно компания эта

Собралась в пивной и гудит до рассвета.

За всю мать-Одессу я вам не скажу,

Город огромный, понятно ежу,

Но на Дерибасовке лучшей пивной

Не сыщешь, со мной согласится любой.

Там пиво холодное, есть что покушать,

И музыку, будьте любезны, послушать.

Маркер всем известный по имени Моня,

Одной только левой шар в лузу загонит.

Там можно расслабиться, потанцевать,

И драку затеять, и драку разнять.

А если вы зуб потеряете в драке,

То значит, что вам повезло как собаке.

 

Да, кстати, наш общий знакомый Азор

Туда навещался в ночной свой дозор:

Объедки иной раз ему доставались,

Которые снова в меню не включались.

 

Под утро в пивной разыгрался скандал,

Когда Васька Розочку приревновал.

Горяч и ревнив Шмаровоз как Отелло,

А та танцевать с ним не захотела,

Глазки Арончику строила Роза,

Чего только стоила Розина поза!

Васька Арончика стукнул не слабо,

Силен был бандюга, мужик, а не баба.

А Розу вообще уложил наповал,

Очень любил, потому ревновал.

 

Арончик бежал из пивной от позора,

А Роза упала на лапу Азора.

                      ***

 А может быть Роза – это корова?

Она рекордистка и как бык здорова,

На ВДНХ получает медали,

О страшном конце полагает едва ли.

О ней пишет «Правда», а пленум ЦК

В пример ее ставит как луч маяка,

Что высветит путь коровёнкам нежирным

К удоям высоким и очень стабильным.

Хотя тем буренкам кормов не хватает,

Равняться на Розу ЦК призывает.

 

Розу доярка порой покидает:

В Верховном Совете она заседает.

Директор совхоза, звезда на груди,

С трибун не слезает, везде впереди.

И ясно из сводок, что шлёт он в обком,

Что нету в совхозе проблем с молоком.

За опытом ценным из всех братских стран

Идет делегаций сплошной караван.

Иной раз и с Запада кто-то примчится,

Чтобы у нас кой-чему подучиться.

 

Славная Роза – в центре внимания,

Объект восхищения и обожания,

Совхозу родному она принесла

Славу и почести, несть им числа.

«Путь к коммунизму» совхоз тот зовется,

И цель уж близка, долго ждать не придется.

Сам генеральный без тени сомнения

Так обещал своему поколению:

При коммунизме жить оно будет:

Бери чего хочешь – у нас не убудет,

Бесплатно бери –  казна изобильна,

А жизнь хороша и при этом стабильна.

 

До счастья стране оставался лишь шаг,

Но умер эмир и не дожил ишак.

 

Однако же я забегаю вперед,

До этого был не один еще взлет,

Было немало различных компаний,

Починов, призывов и громких воззваний.

С готовностью Роза ни них отзывалась,

Удойность росла, жирность все повышалась.

 

Последней затеей была перестройка,

Идея туманная, цель – перекройка

Огромной страны из чего-то на что-то.

Неясен был план, но понятна забота

Народ накормить, обогреть, приголубить,

Что-то расширить, а что-то углубить.

Намеренье очень благое, конечно,

Такими мостят ту дорогу беспечно,

Которой приедешь прямёхонько в ад.

Извечный вопрос наш, а кто виноват

В том, что пошла череда всех лишений,

Конфликтов, конфузов и крупных крушений?

 

Понятно нам только: задачу ставь внятно

Чтоб даже корове было понятно.

 

Случиться могло лишь в стране дураков:

На зубра охотились трое стрелков,

Целили в зубра – страну завалили,

Видимо, много до этого пили.

Мечту уложили, к победе зовущую,

Шатаясь втроем Беловежскою пущею.

Сидели бы дома, опаснейший спорт ведь,

Так нет же, такую вот песню испортить!

 

Огромную общность советских людей

Вместе с носителем светлых идей –

Партией, что к коммунизму тянула,

Мгновенно как будто корова слизнула,

Словно атлантов смыло волной,

Внезапно застигнутых страшной бедой.

Нечасто такое бывает несчастье,

Чтоб целый народ исчезал в одночасье.

 

Не знаю, уж в силу каких там законов,

Исчезли все 250 миллионов,

Счастье кующих всему человечеству,

Порою в ущерб дорогому отечеству.

Дружбы народов надежный оплот

Рассыпался как развязавшийся плот.

 

Пустым свято место, конечно, не стало,

Ведь всякий конец – это также начало,

Мигом здесь новый народ народился

И к личному благу стремглав устремился.

Кому-то кошмары, обвалы, облом,

Кому-то великий в судьбе перелом.

Чей-то привычный мир в щепки разбился,

А кто-то шутя в олигархи пробился.

 

Для Розы трагична страны перекройка:

Рухнул коровник – ударная стройка

В бозе почившего социализма,

Розу не ждет торжество коммунизма.

Путь к коммунизму прервался, совхоз

Совсем развалился, жалко до слёз.

Бедной корове не до удоев:

Вместо кормов получает помои.

И, наконец, в довершенье всех бед

Розу, принесшую столько побед,

Скотник-пропойца совсем без надзора

Бросил на пару с дворнягой Азором.

 

И вот в обстановке всеобщего мора

Пала скотина на лапу Азора.

                      ***

Нет, все же роза – это цветок

В руке дамы нежной, как лепесток.

Мерлин, волшебник, розу ей дал,

Чары навел и при этом сказал:

«Верного друга ты хочешь найти,

с ним неразрывно по жизни идти.

В выборе роза поможет тебе:

Первый, кого, повинуясь судьбе,

Роза коснется, и есть твой избранник,

Будь он король или бедный изгнанник.

Если ты даже весь свет обойдёшь,

Друга надежней нигде не найдёшь».

 

Розу дрожащей рукою сжимая

(Не дай бог коснётся она шалопая),

Дама спешит на турнир в Камелот,

Средь рыцарей славных там друга найдет.

Ведь в каждом из ста поединков турнира

Сражаются лучшие рыцари мира,

И даже Артур, легендарный король,

Играет в турнире не главную роль.

Кого в ратном деле искуснее нет?

Одна лишь победа даст ясный ответ.

 

И вот на трибуне прекрасная дама,

Последняя схватка, финальная драма:

Навстречу друг другу как два горных тура

Два доблестных рыцаря быстрым аллюром,

Коней разогнав, пыль столбом до небес,

Стремглав мчатся с копьями наперевес.

Кто самый достойный – вот-вот будет ясно,

Его то и ждет роза дамы прекрасной.

С волнением на рыцарей смотрит она:

Хоть бьются не насмерть - турнир не война,

Но лица в забралах, и не разберешь,

Молод ли рыцарь иль стар уже все ж.

Твердо лишь знает прекрасная дама,

Веря в судьбу и удачу упрямо:

После турнира одна не уйдет,

Верного друга с собой уведет.

 

Бледна словно снег, но надежды полна

Слова как молитву шепчет она:

«Выбери, роза, такого мне друга,

С каким не страшна мне житейская вьюга,

Друга, что изменить не сумеет,

Всегда защитит и мне душу согреет,

Друга, что от меня ни на шаг,

Мне друга такого сулил старый маг.

Только ему я отдам свое сердце,

Будь он не граф, не маркиз и не герцог.

Буду я другу до гроба верна,

Все, что захочет, получит сполна».

 

Повержен соперник, слез рыцарь с коня,

Спешит он к трибуне, аж шпоры звенят.

С дамы не сводит влюбленного взора,

Едва не ступил на беднягу Азора.

(Тот рядом с трибуной клубочком лежал

И, холод не тетка, мелко дрожал).

Красную розу – эмблему любви

Бросила дама – избранник, лови!

Рыцарь в доспехи закован как краб,

Скован в движеньях и в схватке ослаб.

 

Красную розу он не поймал,

Цветочек на лапу Азора упал.

 

Закончен турнир, едет дама домой,

Азора в карете увозит с собой.

А с мудрого Мерлина разве что взыщешь?

Ведь друга надежней собаки не сыщешь.

Сурова судьба как строка приговора,

Но видим мы все ж на примере Азора,

Иной раз в несчастьи рождается счастье,

 

Бывает чужое, не все в нашей власти.

 

Иллюстрация с любезного разрешения polycon (авторская страница https://sight.photo/users/446339/ ).

ВОСТОК - ДЕЛО ТОНКОЕ

„Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet,
Till Earth and Sky stand presently at God's great Judgement Seat”.

Kipling Joseph Rudyard The Ballad of East and West (1892)

Пролог

 

«East is East, and West is West»,

Провоцируя протест,

Киплинг написал в балладе.

В чистом поле и в засаде

Никогда не быть им рядом,

До последнего парада,

Вплоть до Страшного суда

будут противостоять всегда.

 

В пору ту вели борьбу,

Видя в том свою судьбу,

За колонии британцы.

И несли солдаты ранцы

Через горы и пустыни

Чтобы объявить: «Отныне

Реет здесь британский флаг,

Тот кто против – тот наш враг».

 

Дух эпохи в меру сил

Киплинг в книгах отразил.

Хоть марксисты их ругали

И не рекомендовали,

Видя в них оскал расизма,

Злого империализма,

Но читающий народ

«Книгу джунглей» чтил и чтёт.

Ну а вы, кто в эмиграции

Устремились к интеграции,

С Маугли пример берите,

Языки как он учите,

Чтоб с волками дружно жить

И по-волчьи бегло выть.

 

А империи британской,

Некогда такой гигантской,

Уж давно простыл и след,

Не прошло и сотни лет.

В общем доме уголок

Не желал иметь Восток,

В своем доме хотел жить,

Ну а с Западом дружить.

 

Опыт силовых решений

Есть история крушений

Всех империй, но не впрок

Иногда идет урок.

Вот и рейх тысячелетний

Как затмение в день летний

Мраком Землю всю окинул,

Но развеялся и сгинул.

 

Ну а если же не силой,

А идеей людям милой

Меж собой связать народы

В общество иной природы?

В нем равны как на подбор,

Строят дружно Беломор,

Собирают урожаи

И теории рождают,

Книги пишут и читают,

Продают и покупают,

Тянут рельсов колею.

В поле, за станком, в строю

Главное - не выделяться,

Нужно только лишь стараться

По-возможности внести,

Скушать по-потребности.

 

Маркса-Энгельса завет:

В мире не было и нет

Никаких противоречий

Средь народов и наречий.

Только классов интересы

Формируют все замесы

Войн, конфликтов, революций,

Но когда-то отольются

Слёзы масс буржуазии.

Это и произошло в России.

 

«Дело тонкое – Восток»,

Нажимая на курок,

Говорил товарищ Сухов,

Разбираясь с бандой духов,

Иль иначе басмачей.

Обходясь без толмачей,

При решении вопросов

Поступал он очень просто.

Ведь не так сложна задача,

Приносящая удачу:

Все отнять и разделить,

Поровну всех наделить

И землей, и женами,

В правах не поражёнными.

 

Так трудящихся Востока,

Быстро, как в мгновенье ока,

Прямо из феодализма

В светлый мир социализма

Удалось перевести,

Осчастливить и спасти.

 

Протекло немало лет

Был одержан ряд побед,

Но пошла война в Афгане,

И в кровавой этой бане

Вмиг растаяла харизма

Интернационализма.

А затем прошел обвал,

Был Союз – и вдруг пропал.

Эх, зачем же ты, братан,

Послан был в Афганистан!

 

Я коснулся этой темы

Чтобы осветить проблемы,

Пред которыми наш мир

Предстает как старый Лир:

Сам проблему породил,

Потом по свету бродил

Голый, босый и больной,

Зло наказанный судьбой.

 

И особо осторожно

На Восток соваться должно,

Знать всем надо назубок:

Дело тонкое Восток.

 

Часть 1. Афганистан.

 

Буш-отец был просто душка:

Ножки Буша за полушку

мог купить любой бедняк

будь он русский иль коряк.

 

Ну а сын все лезет в драку,

Пригрозив войной Ираку,

Он блокаду объявил.

Очень сильно оскорбил

Власти Северной Кореи:

Почему там нет евреев?

Это антисемитизм

И, вообще, анахронизм.

На ось зла он эти страны

Нанизал вместе с Ираном

Как шашлык сожрать грозится,

И клянется, и божится

Всем им спуску не давать:

"Берегись, едрёна мать!"

 

Объявив повестку в прессе,

Выступает Буш в конгрессе,

На груди рубаху рвёт,

На конгресс почти орет:

"Исламисты-террористы

Всюду спрятали канистры

Могут нас ни дать ни взять

Отравить, поджечь, взорвать,

Женщин изнасиловать,

Всех исламизировать.

Они в шайку тесно сбились,

До зубов вооружились

И Аль-Каидой назвались,

А в Кабуле прописались.

 

Их главарь - Усам Бен Ладен,

Он хитёр и кровожаден.

Мы злодея породили,

Из казны его вскормили,

Чтобы русских наказать,

Жириновского унять:

Сапоги пусть моет в бане,

Не в Индийском океане.

Но теперь, затеяв торг,

Прёт Усама на Нью-Йорк,

И грозит его взорвать,

Если Штатам не признать,

Что Усама Ладена

Уважать бы надобно.

Был когда-то наш Усам,

А теперь он сам с усам.

 

Ничего, в Афганистане

Мы его, как пить, достанем,

А потом ещё в Ираке

Кой-кого замочем в драке.

Не к лицу стране великой,

Демократии открытой,

И свободной, и могучей

Впредь терпеть козлов вонючих

И бояться Ладена

Словно черту ладана.

Помогите, джентельмены,

Джентельмены-конгрессмены,

Всех их к стенке припереть

И с лица Земли стереть

Свыше посланной мне силой

Штаб Аль Каиды спесивый.

Я прошу у вас на это

мне открыть статью бюджета».

 

Как известно нам из прессы,

Заседают в их конгрессе

Члены партии слонов,

Члены партии ослов,

Ох, не любят эти члены

«Отвязавшихся» козлов.

В положение вошли,

Деньги на войну нашли.

 

Тут поднялась вся ООН:

"Ах, в войне какой резон?

Ну какие террористы?

Это ж фундаменталисты,

Что с них взять?

Какой с них спрос?

Как помочь им, вот вопрос".

 

На ООН все ж надавили,

Одобренье получили,

И потом на вражий стан

Двинулись в Афганистан.

 

Талибан поколебали,

Но Усаму не поймали,

И теперь уже Бен Ладен,

Вот бандит, будь он неладен,

В нору скрывшись, как койот,

Клятву страшную дает,

Причитает: "О, Алла,

На неверных хватит зла,

Гадом буду коль забуду,

Мне ответят за козла!

По всему земному шару

Мы дадим неверным жару,

А «поленьев» у нас хватит:

Кто сгорел, тот в рай укатит.

С перспективою такой

Всяк согласен на убой».

 

Год проходит, два проходят,

Талибан опять там бродит,

Взрывы, похищения,

Ценностей хищения.

Хоть война прошла удачно,

Ждет довольно однозначно

Демократию расстрел,

Коль народ к ней не созрел.

 

Часть 2. Ирак

 

Ну а Буш опять хлопочет,

Наказать Ирак он хочет.

И ведет в конгрессе речь:

«Как нам Штаты уберечь?».

 

«Разобравшись с Талибаном,

Подождем пока с Ираном,

Главный враг сейчас – Ирак,

Он зачинщик многих драк.

И пока Саддам Хуссейн

Контролирует бассейн

Моря Красного и Тигр

Проку нет от детских игр.

Лучше снимем мы блокаду,

А ему дадим по заду.

Будет знать багдатский вор

Как ведётся разговор,

Кто хозяин в регионе,

Что прописано в законе,

Что есть contra, что есть pro,

Как платить злом за добро.

 

Ведь когда Ирак с Ираном

Подрались как два барана,

Мы Хуссейну помогали,

И оружием снабжали,

А его потом в ответ

Тут же занесло в Кювет.

 

Ну, в Кувейт, не в этом дело!

Папа там его уделал,

Но добил не до конца,

Чтоб не потерять лица

И доверия ООН.

Я прошу у всех пардон,

Но благой почин отца,

Доведу я до конца».

 

И, предвидя возраженья

Голубей из окруженья,

Буш, порывшись в рукаве,

Козырь выложил наверх:

«По сообщенью ЦРУ,

Ведет грязную игру

Непорядочный Саддам.

Я цент ломаный не дам,

За его все уверенья

Что не рвется он в сраженье.

Враг с оружием химичит.

Ждать пока ему приспичит

Отравить весь шар земной

Нам нельзя – пойдём войной».

 

Проголосовал конгресс.

Ощутимый перевес

Получили голоса

Тех, кто высказался «за»,

За победную атаку

И в два хода мат Ираку.

 

Но в ООН другой расклад,

Голоса поют не в лад,

Даже верные друзья

Бушу говорят: «Низяяя,

Хоть он лезет на рожон,

Но Ирак же - член ООН!

А оружье там пока -

Только старые АК

Да винтовки Мосина

Числом тыщонок восемь, но

Эти трехлинейные -

Не шибко скорострельные».

 

Буш в ответ им возражает,

Несогласным угрожает:

«Кто не с нами – против нас,

Значит нам он не указ.

Раз мы приняли решенье,

То зачем благословенье

Всей разноплемённой ООН,

Кто силен – за тем закон.

Тезис сей прошу понять

И решение принять:

Кому с нами по пути -

В коалицию войти,

Нет, так воду не мутите

И в сторонку отойдите».

 

Сколько на ООН не жали

Буша там не поддержали,

Меж друзей легла дорожка,

Пробежала по ней кошка.

Была общая беда,

Были не разлей вода,

Но холодная война

Схлынув  тихо как волна,

Страховой вручила полис,

Каждый мнит, что он есть полюс.

В мире однополюсном

Жить всем как-то совестно,

И на Штаты через призму

Антиамериканизма

Смотрят. Общих нет проблем,

Не в фаворе дядя Сэм.

 

Все ж кто так, а кто за башли

В коалицию вошли,

И отправились в Ирак,

Устранять в стране бардак.

 

Ломит сила вмиг солому,

Уж бежит Саддам из дому,

Обух плеть перешибает,

Вот уж Буш в Багдад въезжает.

Поздравляет солдатушек,

Славных бравых ребятушек,

Им награды раздает

И такую речь ведёт:

«Вы иракскому народу

Абсолютную свободу

На штыках преподнесли,

От диктатора спасли,

И теперь заключит брак

С демократией Ирак.

Но пока Саддам на воле

Выступает в своей роли

Главная задача ваша -

Его с трона на парашу

Побыстрей пересадить,

Чтобы он не мог вредить.

 

И еще одно заданье

Я даю вам на прощанье:

Вы оружье мне найдите,

Вы меня не подведите.

Ту химическую каку

(С ней ходил Саддам в атаку

На иранские войска

И на курдов напускал)

Очень важно отыскать,

Не то будут нам пенять:

Его, мол, не имелось, блин.

А это не хотелось бы».

 

Буш домой уехал. Войско

Углубилось в поиски,

Ищут здесь и ищут там,

Где оружье? Где Саддам?

Всю страну обшарили

На солнце лбы ошпарили.

Но оружья не нашли,

Шефа ЦРУ ушли.

Виноват кто, девочки?

Ну, конечно, стрелочник.

 

А Хуссейн затихарился,

Он шакалом притворился,

Вырыл нору и залег,

Но себя не уберёг.

Знать соратники Саддама

Не в соратников Усама:

Заложил кто-то Саддама,

Не спасла тирана яма.

 

Что ж ты делаешь судьба?

Раздавалась похвальба

Только, кажется, вчера:

«Мы возьмём всех на ура».

Но фортуна вдруг очнулась,

Равнодушно отвернулась

И теперь сума, тюрьма,

Не халва, изюм, хурма.

 

Судит грозный суд Саддама

Тот в суде твердит упрямо,

Что вину не признает

В деле, что агрессор шьёт.

 

Над Ираком небо сине

А Хуссейна на осине

Фигурально говоря,

Вздёрнули, а может зря?

 

Да, тиран навек пропал -

Терроризм заколебал.

Правит бал Аль Каида,

Шлёт шахидов – прям беда!

Хоть и рвут себя на части,

Но не справиться с напастью,

Их растут подразделенья,

Может множатся деленьем?

Только  форменный дурак

Сейчас сунется в Ирак,

Где проблем  - огромный рой,

Все грызутся меж собой,

И шииты, и сунниты

И обычные бандиты.

 

Абсолютная свобода

Иногда плодит уродов.

Тут помогут не микстуры,

А намордник диктатуры

Иль сила демократии,

Но крепкой, без апатии.

Был бардак и есть бардак -

Таков нынешний Ирак.

Ну а то, что будет завтра,

Этого не знает автор.

 

Часть 3. Иран

 

Выборы идут в Иране,

Словно в титрах на экране

Проплывают имена

Кандидатов в президенты.

Выбирай, решай страна,

Кто будет героем ленты

Несколько ближайших лет:

Парень умный или нет?

 

Прозвучал финальный гонг,

Напряженно мир умолк.

Ждет с волненьем результат:

Что решил электорат?

 

Все газеты утром рано

Пишут, что народ Ирана

Был узнать безмерно рад:

Избран Ахмадинеджад.

 

Хоть невзрачен, но силен!

Вот уж на трибуне он,

И прищуря грозно глазки,

Словно злой колдун из сказки,

Заклинанья произносит,

Запад всячески поносит,

А Израиль он грозит

В море скинуть, паразит!

На коран сменить талмуд

Обещает злой Махмуд.

Ах ты изверг, ах ты гад,

Мах-мудах-мадинеджад!

 

Буш союзников сзывает

И союзники решают:

 «На Махмуда на роток

Не накинуть нам платок.

Пусть болтает то, что хочет,

Нас в одном не заморочит:

Будто только ради света

И тепла зимой как летом

Мирный атом изучает,

В центрифугах разгоняет.

 

Атом надо тормознуть,

Чтобы не успел рвануть

И грибом произрасти,

Землю нашу потрясти.

 

Вешать нам лапшу на уши

Не позволим, и пусть сушит

Сухари на черный день.

Ну а тени на плетень

Наводить тут бесполезно.

Знают все, притом железно,

Что обманщик он и плут,

Ахмадинеджад Махмуд.

 

Коль программу не свернет,

Что посеял, то пожнет.

Мы блокадою торговой

Их задавим, даем слово».

 

Буш – сторонник крайних мер,

Ему Европа не пример.

Сомневается в блокаде,

Знать, слыхал о Ленинграде.

 

Берет слово, воду пьет

И такую речь ведет:

 

«Вечный наш соперник Раша

Вновь заваривает кашу,

И с Ираном торговать

Будет дальше, как пить дать.

Мы им НАТО на восток,

Нам они Махмуда в бок

Всаживают по рукоятку.

Вызов брошен, и перчатку

Предлагаю я поднять.

Нам престиж нельзя терять!

Рядом с Рашой вместо ГЭС

Будем строить РЛС

И тем самым всю страну

Видеть четко как луну

Ясной ночью в телескоп.

Те нам по лбу, мы им в лоб.

 

А Махмуду не блокадой,

А войной грозиться надо.

Не сумеет слов учесть -

Кинем бомбу, опыт есть».

 

От подобной перспективы

Даже близких и ретивых

Вдруг прошиб холодный пот:

Очень резкий поворот!

Да, Америка Иран

Возьмет просто на таран,

Но Иран к Европе ближе,

И в Берлине, и в Париже

Очень сильно тряханёет

Коль в Иране громыхнёт.

 

РЛС строить наскоком

Тоже обернется боком,

Ведь Россия – не Иран,

Как медведь силен Иван.

Пусть в Аляске строит Буш,

А своих нам жалко душ.

 

Долго-долго совещались,

И прощались, и встречались,

И решили ультиматум,

Не вводя конкретно дату,

Все ж Махмуду предъявить

И его предупредить,

Что играет он с огнём,

Плачет трибунал по нём.

Если не свернет программу

Угодит он в ту же яму,

Что другим копает сам.

Мир не верит чудесам

И программе «Мирный атом»,

В этом все едины в НАТО.

 

Если же свернет программу,

Сами закопаем яму,

Будем дальше торговать

И чем надо помогать.

 

Вот те пряник, вот те кнут,

Ахмадинеджад Махмуд.

 

Все казалось порешили,

И домой уж поспешили

Отдохнуть от трудных дел,

Но покой - не их удел.

 

Хоть у лидеров стран НАТО,

Так сказать, ума палата,

Должен дать зеленый свет

Безопасности Совет

Общим действиям всех стран

В целях приструнить Иран.

Но не все члены Совета

Сознают опасность эту

И не против, чтоб Иран

Стал обогащать уран.

По вопросу общих мер,

Воздвигающих барьер

На пути Ирана к бомбе,

Они вроде не при чем бы.

 

Заявляют на весь свет:

«У Махмуда бомбы нет

Ни в натуре, ни в проекте.

Дело тут не в интеллекте,

Не в отсутствии идей,

Просто этот прохиндей

Рейтинг тем свой поднимает,

Что мир атомом пугает,

А в душе честной Махмуд

И Христа чтит и талмуд.

В центрифугах он белье

Сушит, это – не вранье,

К ним питать не надо страха

В них вреда, как в фугах Баха,

Ни на грош нет, это факт.

Хоть сейчас подпишем акт

Заключительный по делу,

Засвидетельствовав смело

То, что бел, пушист Махмуд

Словно медвежонок Кнут».

 

Никакой нет ясности

В Совете Безопасности.

 

Только будет ли пощада

Тем, кому совсем не надо

Что-либо предпринимать,

Тем, кто хочет полагать

Будто не страшней кинжала

Это ядерное жало,

С тонкой вязью сур корана,

То, что в кузницах Ирана

Между тем кует Махмуд,

Приближая Страшный суд.

 

А меня сомненья гложат

Мысли мрачные тревожат:

Не затащит ли мир в ад

Этот Ахмадинеджад.

 

Эпилог

Ничего важнее нет,

Чем на вызов дать ответ,

Чуть замешкался с ответом -

Все, привет, гасите свет.

 

Так быть может прав ковбой:

Биться надо на убой

С бандой злобного Усама

Под знаменами ислама?

 

И действительно ли рок

Делит Запад и Восток

На два мира непокорных,

К вечной битве обреченных?

Или нет антагонизма

Меж частями организма?

Мир един и ждёт его

В светлом завтра ничего

Кроме счастья и любви.

Жаждешь? Только позови.

 

Так быть может коньюнктура,

Эта ветренная дура,

Как всегда всему виной?

Ведь ее капиталисты,

Это знают все марксисты,

Поднимают лишь войной.

Вот и нынче коньюнктура

Как зимой температура

Круто покатилась вниз,

Нам являя свой каприз.

 

А быть может кран заветный

На трубе весьма приметной,

По которой нефть течёт

Кой-кого к себе влечёт?

 

А не станет ли Восток

Ближе к Западу чуток,

Коль Брюссель в союз навечно

Примет Турцию беспечно?

Не раздавит этот груз

Европейских стран союз?

Ну а может? Сколько раз?

How many?  Was ist das? ...

 

Всем известно: дураку,

Даже лежа на боку,

В шесть секунд задать несложно

Тьму вопросов всевозможных,

Но все в мире мудрецы,

Эрудиты-молодцы

И за долгих тыщу лет

Не найдут на них ответ.

 

Ум живет в границах вечно,

Только глупость бесконечна.

 

Все, довольно, пробил час.

Объявил смиренно пас

Мой запас силёнок скромных

Пред лицом проблем огромных,

От которых мир в испуге.

Надрываясь от натуги,

Выпив грамм 125,

Все, что смог я изыскать,

Уж потратил, ставлю точку,

 

Дописав вот эту строчку.

 

 

 

КРУГОВОРОТ

 

Осень. Сидя на диване,
Вижу, словно на экране,
Сквозь раскрытое окно
Чёрно-белое кино.

Серо небо, серы птицы,
Крыши, кошки, листья, лица,
На предвыборных плакатах серы мокрые вожди,
Смыли все живые краски бесконечные дожди.

 

Но пеняет на природу тот, кто истину забудет:
Хоть сегодня она график, живописцем завтра будет.
Я надежды не теряю, ну какие тупики,
Ведь в основе всех явлений лишь спирали да круги.

Зима-лето, весна-осень, утро-вечер, день и ночь,
В вальсе кружатся беспечно, унося печали прочь.
Может быть, и жизнь как вихрь без начала и конца,
Не прервут ее ни вирус и ни девять грамм свинца.

Цикл закончил – отчитайся в бухгалтерии небесной
За аванс и за расходы – им всё это интересно.
Но спеши, ведь день приезда – он же есть отъезда день,
И в раю не расслабляйся, даже если очень лень.

Снова, получив заданье, скажешь «С Богом, до свидания!»,
И, смахнув слезу украдкой, сделав ручкой на прощанье,
Вновь по времени помчишься бесконечному пути,
Была вечность позади, вечность будет впереди.

Говорю не обречённо, мне дорога нипочем,
Верю, будет  все прекрасно, все железно, все путем.
Будут встречи, расставанья, будут летние дожди,
Ну а встретишь неудачи, ты их просто пережди.

Путь ты мой – одноколейка, без начала и конца,
Паровоз – судьба-индейка, птицей мчит как конь гонца.

Если радость – остановка, а печаль – так полный ход,

 По такому расписанию едем мы за годом год.

 

 

 

ВСЕ СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА

Быстро падает звезда,

Обрывая навсегда,

Часть заветного желанья,

Где-нибудь на первом сло...

Слове или даже слоге,

Открывая путь тревоге

За успехи начинанья,

Закрывая путь надежде.

 

Ну зачем мы как в одежды

В вечном суетном стараньи

Обряжаем мысли наши

В подходящие слова?

Помоднее да покраше,

Что хранятся в головах,

В гардеробах-словарях?

 

Прочь из замкнутого круга –

Мысль, лети без слов, одна!

Мигом мы поймем друг друга

С полувзгляда, с полувздоха

С получувства - и сполна.

 

Но должны мы быть покорны

Строгой философской норме,

Содержание и форму

Не пристало нам делить.

Категории, как эти,

Выступают лишь в дуэте,

Как Ромео и Джульетте

Друг без друга им не жить.

 

И не надо заблуждаться,

Полагаясь иногда:

Суть -  всегда важнее формы

Форма – только лишь проформа,

Так, формальность, ерунда.

По одёжке ведь встречают,

По уму лишь провожают,

И о мыслях тоже судят

По словам, что их скрывают.

 

Что важнее, что первично?

Мучает вопрос обычно,

И роль главную в дуэте

Все-таки кто исполняет?

На вопрос так отвечает

Нам писание святое,

Что вначале было слово,

 

Лишь потом все остальное.

 

 

КОНЦЕРТ ДЛЯ ДОСКИ С ОРКЕСТРОМ

 

Что творится в филармонии, что за грохот, треск и гром?

Исполняется концерт для доски с оркестром.

 

Обалдели оркестранты, зритель вовсе опупел:

Партитурой предусмотрен грохот в тыщу децибелл.

 

Дирижер забился в трансе – отказали тормоза,

В исступленьи первой скрипке чуть не выколол глаза.

 

«Прекратить!» - вскричала  муза, та что с лирою в руке,

Но доскою схлопотала от солиста по башке.

 

Наконец концерт окончен, стены все еще дрожат,

Кверху пузом в гардеробах гардеробщики лежат.

 

Зритель в коме, но жить будет, пронесло на этот раз:

 

Хоть силен был этот опус, все ж не так как нервный газ.

 

ФЭН ШУЙ

 

Философское течение Фэн Шуй, возникшее более пяти тысяч лет назад, учит обустройству жилища в соответствии с законами природной гармонии. Основу комфорта составляет животворная энергия «ци», которая застаивается и истощается, если не избавляться от всякого старья и хлама. Важен еще баланс между женским пассивным началом «инь» и активным мужским началом «янь», носителями которых являются все объекты вселенной.

 

Философия Китая –

Штука очень сложная,

Очень даже завитая,

Словно сеть дорожная.

 

Я читал все воскресенье

Про течение Фэн Шуй,

Замерев от потрясенья

Как при полном штиле буй.

 

Это ж надо столько мыслей

Про уборку навертеть!

Но зато путь к счастью близкий,

Стоит только захотеть.

 

Стоит только разобраться,

Кто есть «инь» и кто есть «янь»,

И кому за швабру браться,

Если дело в доме дрянь.

 

Попытаюсь мысли эти

Я стихами изложить,

И с Фэн Шуй в одном дуэте

Человечеству служить.

 

           ***

Два начала есть на свете,

Догадались, чай, уже?

Их в анкете, туалете

Метят просто: «М» и «Ж».

 

А китаец называет

Два начала - «инь» и «янь»,

Иероглифы их знает

И мудрец и даже пьянь.

 

Учат мудрые китайцы:

Верный признак – это яйца,

Кто есть «инь» и кто есть «янь»

Вмиг узнаешь, только глянь.

 

Правда, признак сей надёжен,

Например, у обезьян,

У людей случай возможен:

Ваня – инь, а Зина – янь.

 

Ваня – тряпка, Ваня – баба,

Что ни день затрещина.

Зина может все неслабо,

Деловая женщина.

 

И, командуя парадом,

На вопрос: «Где деньги, Зин?»

Только смерит Ваню взглядом –

Вмиг расхочет в магазин.

 

В общем, не скажу что просто

Разобраться, кто есть «who»,

Как открыть чудесный остров

Или подковать блоху.

 

           ***

Учат мудрые китайцы:

Кто б ты ни был, но без «ци»

Будь готов отдать концы,

Без энергии не сдюжат даже стойкие бойцы.

 

Есть такие удальцы,

Проживут и без копейки,

Но погаснут вмиг без «ци»

Как фонарь без батарейки.

Ручки шустры, ножки прытки -

Это значит «ци» в избытке.

Если вялый как улитка,

Это значит нет избытка.

 

Учат мудрые китайцы:

Чтоб цвели и «инь» и «янь»,

Даже если жалко, братцы,

Убирай из дому дрянь.

 

Кто убрался – молодцы,

Место хлама займет «ци».

И нагрузки все – пустяк,

И не страшен любой враг.

 

Дома чисто, не бардак –     

«Ци» заправлен полный бак,        

И вдобавок две канистры:

 

Чтобы мысли были быстры.

 

АКСАКАЛ

 

 

 

По тропинке между скал

Не спеша шел аксакал,

Вышел, когда солнце встало,

И прошел уже немало.

 

В длинном выцветшем халате,

Пёстром, рваном и на вате,

В тюбетейке, сапогах

Шел на скрюченных ногах.

 

Очень стар, и всё на нем

Было ветхим и рваньём.

Но привязан и привык

К своему старью старик.

 

Тюбетейку в Фергане

Приобрел, тогда жене,

Старшей, родом из Майнака,

Десять лет было, однако.

 

У сапог вид непарадный,

Сапоги сносил изрядно:

Через горы, через реки

В них ходил ходжа до Мекки.

 

Ну а сидор за плечами -

Сверстник стычек с басмачами.

Бродит здесь немало слухов:

Им владел товарищ Сухов.

 

Солнце жаркое печёт,

Пот по лбу ручьем течёт.

Притомился аксакал,

Но привал искать не стал.

 

Вот дошел Батыр-ака

До родного кишлака,

Путь спрямить решил старик,

Перепрыгнув чрез арык.

 

Подобрал полы халата,

Что в прорехах и заплатах,

Небольшой разбег и прыг...

Вах, упал старик в арык!

 

Мокрый вылез аксакал,

Причитает: «Ах, шакал,

Ах, ощипанный индюк,

Старый с дырками бурдюк!

 

Молод был – джигитом был,

Сто красавиц я любил,

Вволю плов ел, пил айран

Прыгал дальше, чем джейран.

 

А теперь не держат ноги,

После длительной дороги

Для такого вот старья

И арык - Аму-Дарья».

 

Вдруг задумался он кратко,

И взглянул кругом украдкой.

Убедившись, что никто

Не подслушивал его,

 

Со смущением сказал

Честный, скромный аксакал:

«Что теперь, а что давно,

 

Да всегда ты был ... слабак».

 

ОСТРОВ СНОВИДЕНИЯ

 

Прилёг я как-то на диване

И погрузился в дивный сон:

Несёт меня по океану

Не то пассат не то муссон.

 

Весёлый ветер в парус дует

И про опасности поёт,

Но тот, кто в жизни не рискует,

Тот и шампанское не пьёт.

 

К брегам далёким, недоступным

Мне очень хочется придти,

Хотя туда с ветром попутным

Примерно надцать дней пути.

 

Не счесть героев дальних странствий

Которым снилась та страна,

Но в складках времени-пространства

Надёжно спряталась она.

 

Я ясно вижу пред собой

Все три ее координаты,

(Здесь широтой и долготой

Не ограничиться, ребята).

 

Компас не нужен мне: я ночью

По звёздам исчисляю путь,

А днём держу на Солнце точно,

Так не промажу как-нибудь.

 

Волну тугую рассекая

Как чайный клипер в старину,

Несет посудина лихая

Меня в желанную страну.

 

Вот, наконец, открылся остров,

Большой, а населенья нет.

Свою ступню впечатав остро,

На нём оставлю первый след.

 

Большой, хотя не так чтоб очень:

Он явно меньше трёх Чукоток,

Но все ж, расчёт не очень точен,

Пожалуй, больше шести соток.

 

Заснеженные гор вершины,

Ничуть не ниже чем Казбек,

Река прозрачная в долине

Среди лугов стремит свой бег.

 

От фруктов мне не оторваться,

Все виды их растут вокруг.

Но все ж пора за дело браться,

Пока я не проснулся вдруг.

 

Зелёный остров в синем море,

Все что желал здесь обрету.

В береговой черты узоре

Его название прочту.

 

Коз одомашню, попугая

Беседам светским обучу,

Пусть иногда меня ругает:

Вне критики быть не хочу.

 

Построю дом, на речке мостик,

Баньку, сельпо, аэропорт,

Если ко мне приедут гости,

Куплю в сельпо огромный торт.

 

Ведь человек я очень светский,

Открыт народу как Чапай,

Зашел в мой сон ты по-соседски -

Садись и пей со мною чай.

 

Так много дел, но нету лени,

И в упоеньи я кричу,

Что жизни смысл - в преодоленьи

Преград, мне это по плечу.

 

Но всё же первая задача –

Чудесный остров застолбить,

Пока никто еще не начал

Мою мечту со мной делить.

 

И прав чужих не ущемляя,

Согласно хартии ООН

Я государством объявляю

Мой славный остров, остров-сон.

 

Вот уникальная держава!

Я - избиратель, президент,

Судья верховный, доктор права,

Пол-ста разведок резидент.

 

Писатель, критик и болельщик

(Игрок, естественно, я сам),

В артели я один артельщик,

Директор и одновременно зам.

 

То оппозицией почую,

А то в полицию играю,

То очень бурно митингую,

То сам же в шею разгоняю.

 

Ролей так много, и любую

Себе я вправе выбирать,

Хотелось бы судьбу такую

И всем актерам пожелать.

 

Чтобы в парламенте дебаты

На высоте шли, как в Москве,

Я своего ума палату

Разбил решительно на две.

 

Бывает, личность раздвоится,

И вот она уже страдает,

А я один во многих лицах,

Число их роли не играет.

 

На мне вся  власть и я ж народ,

Так, значит, сказано не зря

И в мой попало огород,

Что государство – это я.

 

На выборах народ не врозь:

Мне – сто процентов голосов.

Я легитимен весь насквозь,

Вплоть до резинки от трусов.

 

С харизмой тоже все в порядке,

На зависть даже королю.

Играть не собираюсь в прятки:

Попросят – сразу предъявлю.

 

Вот уж чеканю я монеты,

На них, конечно, я – орел,

Нет нумизмата на планете,

Который их не приобрел.

 

Мой гимн особенно мне дорог:

Он общество не рвет на части.

Я «Мурку» соединил с «Семь сорок»,

И тотчас все утихли страсти.

 

Меня признали уж Габон

И Гватемала с Гваделупой,

А это все-же члены ООН!

(Хоть сыщешь их на карте с лупой).

 

В моем хозяйстве все надёжно,

Не страшен мне дефолт любой,

Госбанк в бумажнике несложно

Всегда, везде, носить с собой.

 

На острове есть всё как в Греции,

Но ни друзьям и ни врагам

Нефть, газ, арбузы, ром и специи

Я по дешёвке не продам.

 

Прибоя пенная граница

Легка, но - прочно на замке,

Агрессору пускай не снится

Идти сюда с мечом в руке.

 

Пусть на меня армады прутся,

Громады армий бросит он,

Но мне достаточно проснуться,

Чтобы развеять их как сон.

 

Борьба с террором – дело сложное,

Для многих крепкий  узелок,

Но для меня нет невозможного,

И развязать его я смог.

 

Не помню от кого узнал

Как с террористами бороться,

На ус я это намотал,

Теперь несладко им придётся.

 

Зачистку проводя пошире,

Ловлю обычно одного,

И замочив слегка в сортире,

Я амнистирую его.

 

Гуманность – это мое кредо,

Прощу всем внешним я врагам,

И поделюсь с ними обедом,

И руку на прощанье дам.

 

Враг внутренний куда опасней:

Он сеет смуту и раздор,

И перспективы нет ужасней,

Чем конституционный спор.

 

Так как в семье не без урода,

Я времени зря не теряю:

Закон важнейший для народа

Вношу и сам же одобряю.

 

Взамен Закона Бутерброда

Я Основной Закон ввожу,

Ведь счастьем своего народа

Как личным счастьем дорожу.

 

Он краток, и его подмену

Я никогда не допущу,

А конституции измену

Ни в коем разе не прощу.

 

Одна обязанность в законе,

На остальное - право есть,

Ведь я живу всё же не в зоне,

Что тоже попрошу учесть.

 

Я высекаю на скрижалях,

Пишу не пальцем на песке:

«Забудь и думать о печалях

 

И уж подавно о тоске!».

 

МОРОК

 

 

23 ноября 1869 года в шотландском городе Дамбартон на воду был спущен трехмачтовый чайный клипер "CUTTY SARC" («Короткая рубашка»). Деревянная женская фигура на носу клипера изображала юную танцующую ведьму с хвостом лошади в руке. Образ ведьмы Нэн-Короткой-Рубашки выведен Бернсом в поэме «Тэм о'Шентер» о пьянице Тэме, который однажды, напившись, попал на шабаш ведьм и еле унес ноги. Нэн успела схватить за хвост его кобылу, но та вырвалась, лишившись своего хвоста.

 

 

 

За полночь боцман в таверне сидел,

Выпил немало, немного поел,

Вышел, качаясь, и спать не желая,

Взял курс на море, душа-то морская.

К берегу шел без руля и ветрил,

Еще бы, все деньги до пенни пропил.

Не стоило так напиваться, наверное,

Да очень уж славный эль был в таверне.

Добрался, присел, закурил не спеша,

А южная ночь до чего хороша!

И вьется из трубки чудесный дымок,

И мыслей приятных струится поток.

О том лишь жалея, что Нэнси нет рядом,

Он смотрит на пену рассеянным взглядом,

Туда, где прибой равномерно рокочет.

Вдруг видит, из дегтя тропической ночи

 Корабль на всех парусах выплывает,

А на носу, видно горя не знает,

Джигу шотландскую пляшет красотка,

Юная ведьма в рубашке короткой.

Очнулся моряк, видит пену прибоя,

 

Но нет парусов, ведьмы нет и покоя.

 

 

ЗНАЮ, ЧТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ

 

 

 

Сократ был философ, мудрец, голова,

Однажды сказал он такие слова:

«Знаю лишь я, что ничего я не знаю».

Нередко я эти слова вспоминаю.

 

У нас человека, что в знаньях слабак,

Исстари звали по-русски «дурак».

Но не дурак был философ Сократ,

Умнее нас многих во всем и стократ.

 

Логический вывод в пределах строки:

Пусть горько признать, но мы все – дураки.

Все люди равны, завещал нам Сократ,

Великий и мудрый он был демократ!

 

Равны не в правах или в происхождении,

А в том, что мы все дураки от рождения.

Дурость есть признак первичный и знаковый,

Однако не все дураки одинаковы.

 

Признаки, партии, касты и классы

Членят дураков однородную массу,

Не все под копирку, как бы ни так,

Встретится может различный дурак:

 

Законченный, форменный и совершенный,

Круглый, набитый и очень смиренный,

Последний, дремучий, дурак  без просвета,

Дурак дураком, безнадёжный, отпетый.

 

Хоть горькой была у Сократа планида,

Рискнем мы разбить всех на два крупных вида:

На умных, себя сознающих глупцами,

И глупых, что видят себя  мудрецами.

 

Глупцы свои вкусы возводят в каноны

И мнят, что они-то и есть эталоны,

Сужденья выносят, сомнений не зная,

На образ свой молятся, лоб расшибая.

 

Все то, что выходит за их кругозор,

Для них  –  ерунда, чушь собачья и вздор,

Смолчать, видя «ересь», не могут никак,

А жаль, в тишине бы родился дурак.

 

Вот умный дурак так все больше молчит,

Подумав, когда несуразицу зрит:

«Не для меня это, а для другого»,

Плечами пожмёт и не скажет ни слова.

 

А глупый гремит как пустое ведро,

Что катится вниз по ступенькам метро.

И так правду-матку всем режет в глаза,

Что кое-кого прошибает слеза.

 

Он всем возмущен, до всего ему дело,

Всеобщая глупость, ну, ох, как заела!

Не может он с мыслью смириться никак,

Что сам как и прочие – тоже дурак.

 

И всех-то он меряет на свой аршин,

Уверенный в том, что достиг всех вершин,

В отзывах груб, агрессивен и резок,

Негибок и прям словно рельса отрезок.

 

Не писаны нам, дуракам, их законы,

Не так уж их много, а нас – миллионы.

Но руку на сердце и в рамках стиха:

«Вот камни бросаешь, а сам – без греха?».

 

Давайте не будем чинить мы обид,

И дурость невежливо ставить на вид.

Назвав дураком, намекнем лишь тактично,

Что надо учиться, учиться, учиться.

 

Учиться всю жизнь и учиться прилежно,

Ведь ум ограничен, а глупость безбрежна.

И хоть дураком все равно ты помрешь,

Но жизнь интересно в борьбе проживешь.

 

Так значит, сказавший в твой адрес: «Дурак!»,

Возможно, твой друг, а не хам и не враг.

Ответь ему тихо с улыбкою нежной:

«Да сам ты дурак», и не будешь невежой.

 

Не будем печалиться, ждать будем счастья,

Оно к дуракам приплывет и в ненастье,

И скажет, да так, что по коже мурашки:

«Вот и дождался  меня ты, дурашка».

 

КУКОЛЬНЫЙ ЦИРК

 

 

Пилил Бим супругу свою на манеже,

Пилил острозубой и страшной пилой,

Детишки кричали: «Не надо, порежешь,

Зачем ее пилишь, какой-же ты злой!».

 

Рыдала Джаконя: все, песенка спета,

И делала вид, что ей дурно порой,

Но знала, лукавая, фокус лишь это,

А Бим очень добр и при этом герой.

 

В тряпичной груди его – мягкое сердце,

Что может простить, полюбить, всё понять,

Но вот он ко льву распахнул в клетку дверцу,

Серьезен и строг, нам его не узнать.

 

За мягкость и скромность, за душу простую

Корила супруга его без конца,

Сварливая баба, не дай бог такую,

А он все терпел, не теряя лица.

 

«Ты шут и паяц, очень мягок местами,

Имел бы хоть деньги, их тоже в обрез.

Мне ж мама внушала своими устами:

«Какой в этой тряпке нашла интерес?

 

Иди за Бамбулу – он весь деревянный,

Надежный мужчина, с ним не пропадешь,

А Бим – разве пара тебе, хоть и славный,

Но клоун, а с клоуна ты ничего не возьмешь».

 

Бамбула – силач, он берет, а не просит,

С начальством о ставке легко ведёт торг,

Он на спор, шутя, гирю пальцем подбросит

И пальцем поймает под общий восторг.

 

У шефа отказ как-то встретил Бамбула,

У них разногласие вышло со ставкой,

Сломал в кабинете Бамбула три стула,

И вышел от шефа с огромной прибавкой.

 

Твоя же душа за семью не страдает,

К жене шефа клейся, давай, путь открыт,

Симпатии мымра к тебе ведь питает.

Нет, видишь ли совесть ему не велит!

 

Нет ни кола, ни двора, а он гордый,

И я лишь на ветер бросаю слова,

Пуста голова, а кураж как у лорда...

Ах мама, ну как же была ты права!».

 

Меняются ролью не только на сцене,

Как нищий и принц, это я для примера.

Пилил Бим супругу свою на арене,

 

А дома беднягу пилила мегера.

 

ГРУСТЬ С НАДЕЖДОЙ ПОПОЛАМ

 

 

 

Лишь осеннее ненастье

Застучит дождём в окно,

Улетают моё счастье

И мечты с ним заодно.

 

Улетают словно птицы

К солнцу в теплые края,

Остаётся как синица

Грусть неперелетная.

 

Сидит, молча, со мной рядом,

И печально смотрит вдаль,

Ничего уж ей не надо,

И саму себя лишь жаль.

 

Прошлое совсем забыто,

Трынь-травою поросло,

Все хорошее избыто,

Все плохое занесло.

 

Что грядёт, судьба укроет

И сама уж не найдёт,

Пылью вечности покроёт,

Паутиной оплетёт.

 

Улетело мое счастье,

Вместе с ним мои мечты,

Прояви ко мне участье,

Улетай же, грусть, и ты.

 

На надежду уповаю,

Не утрачу, не отдам,

И она меня, вздыхая,

Делит с грустью пополам.

 

Моя верная надежда,

Что меня переживёт,

Утолит печали нежно,

От унынья уведёт.

 

Бережёт все дни в неделе,

Не обманет, не предаст,

Свет зажжёт в конце тоннеля,

В шторм соломинку подаст.

 

Моя милая надежда,

Терпелива и скромна,

Ожидает так прилежно

У закрытого окна.

 

Вот и солнышко пробилось

С детским криком со двора,

«Я тут с вами загостилась,-

 

Грусть сказала,- мне пора».

 

ФАЙФ-О-КЛОК

 

 

 

Мисс Смит пригласила подружек на чай,

Сказав им при этом совсем невзначай,

Что знает как выпечь печенье «Мазурка»

От мистера Бату, зеленщика-турка.

 

Договорившись, в назначенный срок

Подружки явились к ней на файф-о-клок.

В уютной гостиной, присев у камина,

Чай пили душистый с оттенком жасмина.

 

Беседа пошла о погоде, о ценах,

Здоровье, соседях, худых переменах

В погоде, здоровье, соседях и ценах,

О браках, разводах, интригах, изменах.

 

И, разумеется, об иммигрантах,

Порою несносных, иной раз талантах,

О мистере Бату, мужчине приличном,

Все были б такими, вот было б отлично.

 

Беседуя чинно, печенье хвалили,

Прощаясь, рецепт у мисс Смит попросили.

Чтоб сделать рекламу простому рецепту,

Внесу также я свою скромную лепту:

 

Пару яиц взбить с песком хорошенько,

Песок из стакана трусить помаленьку,

С погашенной уксусом содой смешать,

Пол-ложечки чайной, зачем – вам решать.

 

Туда ж по стакану (и чтоб без огрехов!)

Изюма, муки, ну и грецких орехов.

По противню все, размешав, разложить,

В духовку засунуть и не забыть.

 

Да, противень смажьте как следует маслом,

Тогда и отстанет печение классно.

Тянет на сладкое, ждете визита?

 

Дерзайте, приятного вам аппетита!

 

ПЬЕРО И ПЬЕРЕТТА

 

 

 

Он полюбил её с первого взгляда,

Сраженный как молнии ярким разрядом.

Она оставалась сперва безучастной,

Казалась потерянной, даже несчастной.

 

О прошлом она говорить не любила,

Как будто его, зачеркнув, позабыла,

Как будто захлопнула томик романа,

Но, видимо, мучила старая рана.

 

Ответное чувство возникло не сразу,

Но крепло при встречах оно раз за разом.

Их сблизили сцена, друзья, интересы,

Хоть он из Марселя, она из Одессы.

 

Казалось, что счастью не будет конца,

Когда выходили из под венца,

Но вечного нет ничего под луной,

Что зелено летом, белеет зимой.

 

Однажды, вернувшись, её он позвал,

Но встретил лишь песик, хвостом завилял.

Ушла по-английски, ни слов, ни объятья,

Осталось в шкафу только старое платье.

 

И стало вдруг видно пятно на обоях,

Где фото висело: счастливые двое

Смеются обнявшись у синего моря,

А чайки хлеб ловят и весело спорят.

 

Снимались в Венеции. В скромном отеле

Они после свадьбы там жили неделю,

С толпой карнавальной всю ночь до рассвета

Бродили в костюмах Пьеро и Пьеретты.

 

Неделя прошла, и в конце карнавала

Проститься со сказкой минута настала,

Монетки в лагуну кидали без счёта

В надежде вернуться - пустая забота.

 

И вот он один, быстро песня пропета.

Он слал ей подарки, писал ей сонеты,

Бежал к телефону на каждый звонок,

По имени звал взабытьи и спросонок.

 

Она все вернула, в письме приговор:

 «Окончена пьеса, и весь разговор.

С тобой счастья мне никогда не найти,

Мы разные люди, пойми и прости».

 

Он все же оставить надежду не мог,

Казалось ему, видит он между строк:

«Нам, Пьер, ненадолго, но надо расстаться.

Люблю, но должна я в себе разобраться».

 

Слепыми любовь часто делает нас,

 

А мним - видим то, что сокрыто для глаз.

 

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ, ИЛИ ЧТО ТАКОЕ НЕ ВЕЗЁТ

 

 

  

В последнее время ему не везло:
Совсем перестало кормить ремесло,
Жена изменила, сразила простуда,
Залило сверху, разбилась посуда,

Украли пальто, покусала собака,
Маленький пинчер, но больно, однако,
Порвались ботинки, компьютер завис,
Улыбку не выдавишь даже на „chees“.

Совсем из под носа троллейбус ушел,
Хотя не последний, и то хорошо.
Соседу-подонку свалилась удача:
Купил по-дешевке огромную дачу,

А тёща нашла лотерейный билет
И надо же, выиграла кабриолет!
Нет чтобы счастьем своим поделиться,
Отпуск взяла и отправилась в Ниццу.

Пошел в казино, в пух и прах проигрался,
У друга на свадьбе, надравшись, подрался.
«Когда ни в любви ни в в игре не везёт,
Пускайся в дорогу, она лишь спасёт,

Развеет, утешит, встряхнет, исцелит,
Надежду подарит и приободрит»,
Подумал он после всех скорбных событий,
И принял решенье отплыть на Таити.

Все деньги, что были, из банка забрал,
Подстригся, оделся как денди на бал,
Быстро собрался, путевку купил,
С надеждой на трап теплохода ступил.

Когда он на борт поднимался по трапу,
Капнула чайка на черную шляпу.
Цепь неудач он сумел превозмочь,
Длинную словно полярная ночь,

И вот он повержен, сражен как из пушки
Каплей, упавшей ему на макушку.
Шляпа наутро лежала у борта,
Черная, модная, высшего сорта.

В прощальной записке – причины ухода
Из жизни постылой за борт теплохода.
В списке печальном в последнюю строчку
Капля на шляпе поставила точку.

Последняя капля, полная чаша,
Закончилась в море история наша.

 

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ, ИЛИ ЧТО ТАКОЕ ВЕЗЁТ

 

 

 

 

Когда его кризис душевный скрутил,
На лайнер круизный билет он купил,
Когда кризис в море его перегнул,
Он с борта в пучину в сердцах сиганул.

Торпедою в теплую воду вошел,
Но тут же подумал: «Нет, жить хорошо,
А в общем и целом, и жизнь хороша,
Пусть даже в кармане твоем ни гроша».

И вынырнув резво, вздохнув глубоко,
С досадой подумал: «Эх, плыть далеко!
Ты впредь не спеши, почеши сперва плешь, 
Подумай семь раз, а один раз отрежь».

Но сетовать поздно, и, выбрав звезду,
Сажонками в море повел борозду
На свет той звезды и не прогадал:
На сей раз звезду он свою  угадал.

В ту же минуту богиня Фортуна
Шепнула словечко на ухо Нептуну,
Старик покряхтел, поворчал, но помог:
Фортуну любил, отказать ей не мог.

Гольфстрима течение он завернул
И ветром попутным для парня задул.
Часа через три, аккуратно к утру
Тот на берег вышел, ей-богу не вру!

Был остров прекрасен, затерянный рай,
Неведом туземцам душевный раздрай,
Кокосы жуют, ловят рыбу в лагуне,
Все поровну делят - живут как в коммуне.

Навстречу пловцу вышла дочка вождя,
Прекрасна как радуга после дождя,
Его напоила, обняв ненароком,
Кокосовым соком, кокосовым соком.

Когда пролетело немало уж лет,
Приплыл как-то к острову авторитет,
На трех яхтах, видно, в одной было тесно,
А может, на трех плавать более лестно.

Узнал он, что всеми забытой землей
Владел белый вождь со своею семьей,
Давно уж вождем стал наш главный герой,
Судьбою обласкан, детьми и женой.

«Вернуться на родину хочешь со мной?
Чукотку отдам, да еще с Колымой,
А мне отпиши этот маленький остров,
Я жизни остаток хочу прожить просто:

У моря лежать, слушать мерный накат,
А ночью уткнуть в небо звездное взгляд,
И видеть, как время течет не спеша,
Крутя небосвод, вот что просит душа.

Вчера доллар в курсе так резко упал,
Что я миллиард в шесть секунд потерял,
Осталось их много, не знаю уж сколько,
Беречь нажитое  – такая морока!

Не эта потеря мне сделала больно,
Я, знаешь, командой владею футбольной,
Команда вчера важный матч проиграла,
Вот это последнею каплею стало.

Теперь и с богатством свет больше не мил,
Я к жизни спокойной свой путь устремил,
Без зависти, стресса, сомнений, страданий,
Такой как ведёшь ты без всяких стараний».

В ответ от вождя получил он совет:
«Сигай с борта яхты, пути проще нет».

 

ПАНАМА

 

 

 

 

Поеду в Панаму, устрою там бучу,
Я к жизни спокойной совсем не привык,
Панаму поглубже на лоб нахлобучу,
Надену парик, подниму воротник.

Пусть прячет пингвин свое жирное тело
В утесах, от бури желая укрыться,
А я поднимаюсь на правое дело
И буду за счастье народное биться.

Сканирует шпик взглядом опытным лица,
Немало героев на подлом счету,
И все же охранке пускай и не снится,
Что сможет навек сохранить нищету.

Я пламя свободы из искры раздую,
Панамский народ подниму на дыбы,
Землю – крестьянам, пусть пашут родную,
Заводы - рабочим, они не рабы!

Панамский канал разделю я по-братски,
И каждый получит в нем равный кусок,
Костер революции – это не цацки,
И не болтовня, что уходит в песок.

Бананы Панамы - богатство народа,
Им каждого поровну я наделю,
Щедра и красива Панамы природа,
А уровень счастья в ней близок к нулю.

Забыты в последнее время идеи
О братстве, свободе и равенстве всех,
И правят бал всюду одни прохиндеи,
Которых волнует лишь личный успех.

Панаму я выбрал совсем не случайно:
Вот стиснутся пальцы на том перешейке,
И рухнут гнилые режимы отчаянно 
Северной, Южной, Центральной Америки.

Знамя я поднял, что в битве упало,
На новый лад  старою песней звеня,
Время крутых поворотов настало,
Панама, Панама, Панама моя.

 

ГОРДЕЕВ УЗЕЛ

 

 

  

Силой своей отличался Гордей,
Не было равных в деревне людей.
Сажень косая в плечах – богатырь,
Пудовые гири жал, сразу четыре.
Горд был Гордей, не спускал он обид,
Ударит обидчика – тот инвалид,
Зачем, мол, сказал он, смеясь до упада:
Коль силушка есть, то ума и не надо.
Гордея народ уважал и боялся,
Перечить Гордею не каждый бы взялся.

Сосед Александр, что жил за забором,
Был славен смекалкой и склонностью к спорам,
Все споры выигрывал умный сосед,
На всякий вопрос у него был ответ.
И в школе учеба давалась легко,
«Уж кто-кто, а Саша пойдет далеко»,-
Сулила не раз Марь Иванна в запале,
Коллеги в учительской дружно кивали.
Еще говорила жена его Клава,
Что ждет Александра всемирная слава.

Однажды телегу Гордей привязал
В конюшне на двадцать четыре узла,
И так их запутал, и так затянул,
Что даже и сам развязать не рискнул.
Тогда у конюшни собрав мужиков,
Гордей обещал им, что без дураков,
На полном серьёзе и не сгоряча
Он ставит на кон бутылек первача.
И первый, кто выйдет с телегой наружу
Получит его, слово он не нарушит.

Отчаянно бился с узлами народ,
Кто ногти ломал, кто пускал зубы в ход,
Но никому не давалась задача,
И лишь Александру свалилась удача.
«Любить так любить, а рубить так сплеча,
Тем более за бутылек первача»,-
Саша сказал и взмахнул топором,
Почуя простое решенье нутром.
С телегой он вышел минуту спустя,
Приз выиграл, задачу свою упростя.

Наделала шуму история эта,
И в мире подлунном повсюду воспета
Как образец в назидание всем
Быстрых и смелых решений проблем.

 

ПОСЛЕДНЯЯ ШУТКА ВЕСЁЛОГО РОДЖЕРА

 

 

  

Весельчак был рыжий Роджер, судно взяв на абордаж,
Хохотал до слез бывало, когда пленный экипаж,
Уцелевший ненароком в схватке жаркой и короткой,
По доске, пружиня, за борт шел танцующей походкой.

Мертвеца сундук дубовый, лучшей мебели не сыщешь, 
Если с добрыми друзьями рома доброго ты выпьешь,
Средь божбы, проклятий, стонов, хриплых песен, шуток смачных
Сизым облаком витает над командой дым табачный.

В тесноте да не в обиде, и плечо к плечу средь шума
Веселились все кто выжил, а о будущем не думал.
Как в бою так и в весельи Роджер - первый среди равных,
Заправилой капитан был в делах славных и забавных.

И на розыгрыши, шутки Роджер был большой мастак,
Неспособный оценить их нарывался на кулак.
Кто по-крупному рискует, оттянуться любит славно,
Почему ж не посмеяться, если шутка так забавна,

Не взорваться смехом дружно, вспомнив как седой испанец
Граф, а может быть, и герцог на доске исполнил танец.
Или кока-неумеху привязать за ногу к шпилю 
И под гогот всей команды трижды протащить под килем.

Как-то раз веселый Роджер заглянул в притон Тортуги,
Где за деньги получали всевозможные услуги.
Попросил он там гадалку погадать ему на счастье,
Карты разложив, старуха говорит ему с участьем:

«Ждет тебя петля на рее, пожил ты свое на свете,
Карта так легла худая, за неё я не в ответе».
Помрачнел веселый Роджер, процедил сквозь зубы «Баста!»,
И неделю пил с друзьями до последнего пиастра.

Только мелкую монетку закопал в кувшине тайно,
Карту крестиком пометив, сунул в библию случайно.
Шутку с кладом он затеял, пусть поверят этой чуши,
Но наутро вышел в море, забыв библию на суше.

Когда вспомнил, было поздно; нехорошая примета,
Хоть её и не читал он, но возил с собой по свету.
В самом деле, очень скоро он с фрегатом повстречался,
И на рее после боя со товарищи болтался.

Ну а библия скиталась меж пиратами по кругу,
Но ни разу не листалась, видимо, за недосугом.
Как она в библиотеке монастырской оказалась
Я не знаю, врать не буду, это тайною осталось.

Там она хранилась долго среди пыльных фолиантов
Как когда-то средь добычи: золота и бриллиантов.
И никто всё это время не держал её в руках,
Пока, опись составляя, книгу не открыл монах.

Карта выпала, в ней метка, это, явно, место с кладом,
Искушенью все подвластны, дьявол вечно бродит рядом.
Тут же в путь монах пустился, вскоре место отыскал,
И к утру кувшин заветный он уже в руках держал.

Но фортуна отвернулась, что случается нередко,
Глухо звякнув, покатилась только жалкая монетка.
Тут раздался хохот жуткий то ли птицы, то ли зверя,
Мне все это рассказали, а вы можете не верить.

 

 

КНИЖНЫЙ ЧЕРВЬ

 

 

 От мира внешнего зашторенный,
В мир книжный глубоко погруженный
Блуждал он взглядом незашоренным,
Бессонным чтением натруженным
По корешкам томов бесчисленных.
Свой кругозор, границ не знающий,
В усилиях почти немысленных
Он развивал по нарастающей,
В чужую мудрость свято веривший:
Философов, мир объясняющих,
Ученых, в мире все измеривших,
Поэтов, его воспевающих,
И непосед, его облазивших.

Когда погасла в люстре лампочка,
И все вдруг погрузилось в тьму,
Он вполутьме свечи огарочка
Все сделал строго по уму.
Открыв статьи в энциклопедии
На букву «Э», на букву «Л», 
Искал там выход из трагедии
Пока совсем не охренел.
Тогда пошел и вызвал дворника,
И тот, хотя неделю пил,
Но в люстре книжника-затворника
В минуту лампочку сменил.
И пил еще три дня до вторника.

Я отношусь с большим сомнением,
Что истина в некой субстанции,
Но вот меж знаньем и умением
Огромная лежит дистанция.